Дневник Элена

Александр Ткаченко:\foma.ru\

Нет в мире такой доброй вещи, которую человек не смог бы употребить во вред себе и окружающим. Конечно же, сами по себе псалмы никак не могут быть «неправильными». Написанные по наитию Духа Божьего, они запечатлели в себе удивительное событие — встречу человека с Богом в собственном сердце. И в этот опыт богообщения каждый из нас может войти через чтение псалмов. Мера этого вхождения у всех будет разной. И все же с каждым из нас при чтении этих молитв может произойти маленькое чудо — слова древних авторов в какой-то момент вдруг станут нашими словами, и тогда уже к нашему сердцу прикоснется Господь, уже от себя будем мы обращаться к Нему с восхвалением, благодарностью или просьбами.

Дух Божий действует в псалмах с такой силой, что их искреннее и внимательное прочтение способно отогреть сердце человека в самом тяжелом горе, размягчить его в ледяном ожесточении, просветить во мраке уныния и безнадежности. И в этом смысле они действительно способны помочь, когда мы осознаем собственное бессилие перед свалившимися на нас напастями.
А поскольку псалмы сочинялись авторами в самых различных обстоятельствах их жизни, то вполне разумно и нам в своих нуждах читать их не как попало, а находить среди псалмов наиболее близкие по содержанию именно нашим проблемам.

Ничего крамольного в этом нет. Если уж на то пошло, все православное богослужение в основе своей состоит из Псалтири. Псалмы являются ядром, основанием любой службы. Из суточного богослужебного круга нет ни одного богослужения, в котором бы они не использовались. И понятно, что введены они туда не хаотично, а в соответствии со смыслом каждого момента богослужения. В Требнике также псалмы читаются сообразно каждой конкретной потребности. Так почему бы христианину и в домашней своей молитве не использовать в различных случаях подходящие по содержанию псалмы?

Списки псалмов, распределенных для мирян по этому принципу, составляли такие почитаемые в Церкви люди, как преподобный Арсений Каппадокийский и преподобный Паисий Святогорец. И, наверное, на этом разговор о «неправильных молитвах по списку» можно было бы закончить, если бы не уже упомянутая здесь особенность падшего человека — использовать любое Богом данное благо себе во вред.

Дело в том, что эти же списки псалмов преподобного Арсения сегодня можно увидеть на тысячах сайтов, посвященных магии и колдовству.

И когда поисковик на запрос «псалмы на разные случаи» вдруг выдает тебе несколько десятков страниц с заявлениями в стиле «Практикующая потомственная ведьма, специалист по черной, любовной, денежной магии научит правильно пользоваться псалмами», тут уже и поневоле задумаешься: а правильное ли дело я затеял?

Нужно сказать, что оккультисты и маги всех расцветок довольно часто заимствуют у христиан их святыни для своих сомнительных мероприятий. У колдунов и ведьм можно увидеть и кресты, и иконы, и лампадки, они даже рекомендуют своим посетителям сходить в храм, помолиться, поставить свечку, исповедаться и причаститься. Понятно, что колдуны придают этим предметам и действиям совсем иные смыслы, радикально отличающиеся от их церковного понимания. Но печальный факт такого «нецелевого» употребления христианских святынь вовсе не ставит под сомнение сами святыни. Злоупотребление не отменяет употребления. И, конечно же, псалмы на разные случаи жизни тоже не становятся «неправильными молитвами» из-за того, что их используют маги и колдуны.

Однако принципиальное различие между магическим и христианским отношением к тем же псалмам следует твердо знать каждому, кто собирается их читать. Различие это достаточно простое, и заключается в следующем.

При магическом отношении псалмы превращаются всего лишь в инструмент для достижения определенных целей — богатства, здоровья, власти, семейного благополучия, удачи в делах. Бог в этом случае человеку не очень интересен, и нужен лишь постольку, поскольку обеспечивает получение желанных благ.

Христианское же отношение предполагает, что главным благом и целью любого молитвенного обращения является Сам Бог. А самой большой бедой для человека может стать отпадение от Него. Именно поэтому любое дело в своей жизни нужно освящать молитвой (например, псалмами), призывая имя Божие, духовно соединяя себя этой молитвой со своим Творцом.

Жил старик со своею старухой
Собственно, при внимательном прочтении псалмов это очевидно и без всяких пояснений.
Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою, …ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь (Пс 62:2–4) — эти слова царя Давида исполнены такой удивительной любви и такого горячего желания быть с Богом, что любые меркантильные просьбы на их фоне выглядят просто пошлыми и неуместными. И потому неудивительно, что распределение псалмов по различным категориям житейских нужд вызывает смущение у чуткого христианского сердца. Это нормальный здоровый страх перед опасностью скатиться к пошлости в главной сфере жизни человека — в его отношениях с Богом.

Подмена любви выгодой и холодным расчетом всегда выглядит омерзительно и жалко. Хрестоматийный пример такой магической пошлости вывел Пушкин в своей «Сказке о рыбаке и рыбке». Обезумевшая от непомерных амбиций старуха и безвольный старик, против собственного желания идущий у нее на поводу, — прекрасная иллюстрация того, что происходит в человеческой душе, поддавшейся искушению магического прочтения псалмов. С одной стороны, такой человек вроде бы и понимает, что обращаться к Богу за социальными и материальными благами как-то неприлично. Но с другой стороны какая-то темная часть его естества словно нашептывает ему: «Дурачина ты, прямой простофиля, воротись, поклонися рыбке, выпроси у нее…». Чем заканчиваются в религиозной жизни такие магические компромиссы с собственной совестью, тоже всем хорошо известно из гениальной пушкинской сказки: постепенно, шаг за шагом душа человека начинает воспринимать Бога как своего слугу, и в итоге желает уже, чтобы Бог всегда был «… у ней на посылках».

Поэтому для христианина все эти списки псалмов на разные случаи должны быть лишь еще одним напоминанием о важнейшей истине: мы живем в этом мире не сами по себе. Мы призваны к бытию любящим нас Богом, и у Него есть вполне определенный замысел о каждом из нас. Лишь живя согласно этому замыслу, мы можем обрести в своей жизни счастье, мир и полноту бытия. Узнать же волю Бога о себе можно только одним способом — постоянно обращаясь к Нему в молитве, спрашивая Его, прося, жалуясь, благодаря или воспевая. И если человек сумел организовать свою молитвенную жизнь при помощи списка псалмов на разные случаи, тогда за него можно только порадоваться. Собрался ли он в дорогу или ложится спать, заболел ли, или устраивается на новую работу, обрадовался, огорчился, пребывает в сомнении — любое событие становится для него поводом для обращения к Богу. А с Богом человеку всегда хорошо, где бы он ни был и что бы с ним ни происходило.

Но если читать псалмы как магические заклинания или обереги, это непременно закончится катастрофой. И не в том дело, что Бог накажет за такое. Человек, желающий поставить Бога себе на службу, уже наказал себя сам, как несчастные старик со старухой из пушкинской сказки. Все земные блага Бог дает людям и так, без всяких просьб с их стороны. Но меру этих благ Он определяет для каждого из нас в соответствии с нашим духовным состоянием, насколько мы способны вместить их без вреда для себя. Так, для старика и старухи этой благой мерой оказалось разбитое корыто и землянка. Ну а что происходило с этими персонажами, когда она оказалась превышена, мы хорошо знаем еще с детства.


Фото somarj_

Однако, изменяя себя, человек способен изменить и обстоятельства собственной жизни. Очищая свое сердце от жадности, зависти, злобы, мы с удивлением обнаружим, что и промысел Божий о нас изменился сообразно нашему новому устроению. Что Бог посылает нам уже новые блага, которые мы не смогли бы воспринять раньше. Но для этого нужно стать таким, каким тебя хочет видеть Бог. А лучший способ изменить себя — молитва. Потому что без Божьей помощи никакие перемены к лучшему в человеке произойти не могут. Чтение псалмов действительно может сделать нашу жизнь совсем иной, однако не стоит рассматривать этот принцип как еще один магический «лайфхак», позволяющий человеку стать богаче и успешнее. Потому что вместо богатства и успеха Бог может послать бедность, нищету и болезнь. Но именно они и будут восприняты человеком как самое настоящее благо, ведь лекарства бывают и горькими. А быть счастливым совсем не обязательно значит получать то, что ты хочешь. Скорее, это означает любить то, что у тебя есть, и быть благодарным за это.

Не знаю, чего мне просить у Тебя!
Английский писатель-христианин Клайв Льюис замечательно сформулировал главный принцип разделения людей в их отношениях с Богом: «…есть только два вида людей: те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя” и те, кому Бог говорит: “Да будет воля твоя”». Здесь имеется в виду, что человека, который долго и упорно отвергает благую и спасительную волю Божью о себе, Господь в конце концов оставляет наедине с его собственной, поврежденной грехом человеческой волей, влекущей к погибели.

Именно по этой линии проходит различие между магическим и христианским прочтениями псалмов. Готов ли ты предать себя Божьей воле, какой бы она ни оказалась, или же наоборот — желаешь любыми способами осуществить свою собственную волю? Ответив на этот вопрос, каждый из нас способен безошибочно определить, правильно ли он молится, ищет ли он в своих молитвах Бога или же лишь надеется попользоваться от Него некими благами, словно блудный сын из евангельской притчи, требующий у отца свою долю имения. А чтобы еще удобнее было понять свои подлинные намерения, можно перед псалмами на каждый случай жизни читать молитву святителя Филарета Московского. По духу она очень близка к псалмам и является своего рода духовным камертоном, помогающим настраивать душу на нужный лад. После этих удивительных слов, наверное, никто уже не сможет читать псалмы на магический манер:
«Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя! Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня более, нежели я умею любить Тебя. Отче, дай рабу Твоему, чего сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою пред Тобою. Сердце мое Тебе открыто; Ты видишь нужды, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей. Порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе, предаюсь Тебе. Нет у меня другого желания, кроме желания исполнять волю Твою; научи меня молиться. Сам во мне молись! Аминь».

\\Статья опубликована: "Bristol Diocesan Gazett". 1948, август. \\

Мне кажется, я могу с уверенностью принять, что семеро из десяти моих читателей вконец извелись из-за какого-нибудь человека. Тот, у кого вы служите, или тот, кто служит у вас; тот, у кого вы живете, или тот, кто у вас живет; ваша свекровь или теща, ваш сын, ваша жена или кто-нибудь еще портит вам жизнь. Надеюсь, вы не слишком часто жалуетесь, но иногда все же бывает. Друг или просто знакомый спросит, что с вами, и вас поневоле прорвет.

Обычно собеседник скажет вам на это: "Что же вы молчите? Почему вы прямо все не выложите жене (мужу, отцу, дочери, сыну, начальнику, квартирной хозяйке)? Не звери же они! Объясните все как есть - разумно, спокойно, без нервов". А вы, что бы вы вслух ни ответили, думаете в тоске: "Ох, знал бы он этого N!" Вы-то знаете его (ее). Вы-то знаете, что безнадежно взывать к его (ее) разуму. Может быть, вы пытались поговорить, и у вас опустились руки; может быть, не пытались, понимая заранее, что из этого выйдет. Вы знаете, что N устроит скандал, или недоуменно на вас уставится, или пообещает исправиться, а через сутки станет таким, как был. Наверное, третий вариант - хуже всего. В общем, вы знаете что с N не сладишь. Вы помните, как ваши попытки разбивались о его несокрушимую лень, или необязательность, или тупость, или ревность, или властность, или обидчивость. Когда-то вы думали, что если жизнь станет по-лучше, N переменится. Но эти иллюзии - в прошлом. Война кончилась, жалованье повысили, болезнь вылечили, а N не меняется. Даже если вы получите миллион муж не перестанет грубить вам, жена не перестанет ворчать, сын - пить, а теща или свекровь от вас не уедет. Понять это - уже немало. Полезно знать: 1) что истинное счастье зависит не от внешних обстоятельств, а, среди прочего, от свойств ваших ближних и 2) что вы этих свойств изменить не можете. Тут-то мы и подходим к самой сути. Поняв это, вы поймете впервые в одном определенном смысле, каково приходится Богу. Ведь это случилось и с Ним. Он дал нам прекрасный, поистине райский мир; дал нам разум и совесть, чтобы мы знали, как в этом мире жить; сделал так, что необходимое для жизни (еда, питье, отдых, сон, работа) может беспредельно радовать нас. А мы все портим. Каждый из Его даров становится для нас лишним поводом к злобе, зависти, излишеству, корысти и глупости.

Вы возразите мне, что Богу легче, так как Он может изменить людей, а мы не можем. Но разница меньше, чем вы думаете. Господь наш поставил Себе правилом не менять человека насильно. Он может его изменить, и изменит, но только тогда, когда человек Ему поддастся. В этом смысле Он ограничил Свою власть. Порой мы этому удивляемся и даже об этом жалеем. Но Богу виднее. Он предпочел мир свободных существ, со всеми его опасностями, миру праведных роботов. И чем ярче мы себе представим этот, второй мир, тем лучше мы поймем Божью мудрость. Я сказал, что вы увидите, каково приходится Богу в одном смысле. Так оно и есть. Божий взгляд на дело отличается от вашего. Во-первых, глядя на некий дом, завод или контору, Он видит на одного человека больше, чем вы. И следующий, очень большой шаг по пути мудрости - узнать, что и с вами нелегко. У вас тоже есть роковое свойство, о которое разбиваются надежды и попытки ваших ближних. Вы не отмахнетесь фразой: "Ну, конечно, и у меня есть свои недостатки". Надо понять, что у вас есть свойство, вызывающее у других именно отчаяние, о котором мы говорили. Почти наверняка вы о нем и не подозреваете, как не подозревает ничего тот несчастный герой рекламы, у которого пахнет изо рта. А почему же, спросите вы, вам об этом не скажут? Поверьте, вам говорили, и не раз, но вы "не могли вместить". Быть может, злоба, ворчанье или странности, на которые вы жалуетесь, - это просто попытка открыть вам глаза. Но даже если вы знаете порок, вы знаете его мало. Вы скажете: "Да, я вчера погорячился", - а другим ясно, что вы вообще злой. Вы скажете: "Что-то я перепил", - а другим ясно, что вы вообще пьяница. Словом, Божий взгляд отличается от нашего тем, что Он видит всех, а мы - всех минус один.

Есть и второе отличие. Бог любит всех, несмотря на их дурные свойства. Он терпит их, не терпя их греха. Вы скажете: "Ему что, Он с ними вместе не живет!" Нет, живет. Он - с ними в гораздо более глубоком смысле, чем мы, и всегда, без минуты отдыха. Всякий низкий помысел в их (т. е. - в нашей) душе, всякий миг зависти, злобы, гордыни, жадности, спеси наносит удар Его долготерпеливой любви и причиняет Ему боль, которая сильнее нашей.

Чем больше мы уподобимся Богу в этих двух отношениях, тем лучше для нас. Мы должны любить N и видеть себя, как видим его. Говорят, что вредно думать о своих недостатках. Оно бы и верно, если бы, не думая о них, мы не начинали немедленно думать о чужих. Как на беду, мы наслаждаемся такими мыслями, а что может быть вреднее?

Трудно думать или не думать по заказу, но я бы посоветовал вообще забыть о чужих недостатках, кроме тех случаев, когда речь идет о наших учениках или детях. Как только такая мысль придет, гоните ее и думайте взамен о себе. Ведь именно тут, с Божьей помощью, вы можете что-то сделать. Из всех нелегких людей у вас дома или на службе вы можете всерьез исправить только одного. С этого и начните. К чему откладывать? Рано или поздно все равно придется, и чем позднее это будет, тем труднее.

Выбора нет. Мы знаем, что Сам Господь не может дать радости бедному N, пока N завистлив, злобен и сосредоточен на себе. И в вас, несомненно, что-то не позволяет Богу избавить вас от ваших постоянных мучений. Пока это не уйдет, вы не узнаете рая, как не узнает благоухания человек с насморком. Дело не в том, что Бог "отправит" вас в ад. В каждом из нас растет и крепнет какое-нибудь свойство, которое само станет адом, если его не вырвать. Дело плохо. Предадимся же Богу - сегодня, сейчас.

ПАРХОМЕНКО Константин, священник
Где сейчас Иисус?


Господь Вседержитель. Вознесение Господне; Италия. Венеция. Собор Святого Марка; XII в

То, что Иисус Христос после Своего Воскресения взошел в тайну Бога, к Отцу Небесному — это принципиальный пункт христианской веры, который красной нитью проходит через новозаветные писания. Только апостол Лука конструирует подробный и красочный рассказ об этом событии, тогда как другие авторы говорят об этом более прикровенно. Но — говорят.

Начнем с того, что вообще самый цитируемый в Новом Завете ветхозаветный текст — это слова 109-го псалма: Сказал Господь Господу моему: седи одесную (то есть по правую руку, что в древнееврейской традиции символизирует близость и доверие. — Прим. прот. К. Пархоменко) Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс 109:1).

Эти слова, которые, кстати, попали и в наш Символ веры, встречаются в Новом Завете почти два десятка раз. Идея о прославлении Иисуса рядом с Богом Отцом зафиксирована самой древней допавловой традицией. Вот тексты, которые апостол Павел принял в уже составленном виде: Он (Иисус) уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Флп 2:7–11).

Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1 Тим 3:16).

Самый первый новозаветный автор, апостол Павел, не пишет прямо о Вознесении Христа, но много сообщает о возвращении Иисуса из мира Божьего. Например, в самом раннем своем послании Павел говорит, что фессалоникийцы ожидают с Небес Сына Его, которого Он воскресил из мертвых, Иисуса… (1 Фес 1:10; ср. 4:16).

И в евангельской традиции (у евангелистов Марка, Матфея и Луки) мы встречаем многочисленные высказывания о возвращении Христа (Мф 16:27; 24:30; 26:64; Мк 8:38; 13:26; Лк 21:27; 22:69). Но предполагать возвращение можно только в отношении того, кто куда-то ушел.

Итак, можно с уверенностью сказать, что Новый Завет утверждает, что Воскресший пребывает теперь с Отцом Небесным, в мире ином, или, если пользоваться языком древних метафор, Сын ныне пребывает на Небесах.



Куда переместился Воскресший?
Хотя Новый Завет однозначно говорит о пребывании Воскресшего Христа с Отцом, в славе Божией, или на Престоле Божием, новозаветные авторы избегают говорить о том, что Иисус попал туда благодаря полету, то есть какому-то физическому перемещению на Небо.

Одна группа текстов говорит просто о вознесенном положении Христа. Другая говорит о перемещении Христа на Небеса, но не поясняет, как это происходит. В некоторых текстах упоминается слово Вознесение или его эквивалент (Рим 10:6–8; Еф 4:7–11), в других специальные термины пропущены (Евр 4:14; 6:19–20; 1 Пет 3:22).

Много об этом пишет евангелист Иоанн. Для него Иисус — это Тот, Кто спускается с Небес и впоследствии туда возвращается. Трижды Иоанн говорит о восхождении Сына (Ин 3:13; 6:62; 20:17), но обычно употребляет термин «путешествие » (греч. poreuomai), «уход» (греч.hypago), или «возвышение» (греч. hypsoo).



Рассказ о Вознесении у Евангелиста Луки

Апостол Лука. Миниатюра из «Остромирова Евангелия»

Только Евангелист Лука не избегает использовать прямые образы полета, восхождения. Он рассказывает об этом дважды — в своем Евангелии и в книге Деяний святых апостолов.

Вот эти тексты:

…И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше. И вывел их вон [из города] до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью (Лк 24:49–52).

И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня… Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо. Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути. И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, [брат] Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении(Деян 1:4–14).

Эти тексты внимательно исследованы библеистами, и на сегодняшний день консенсус в общем достигнут по следующим пунктам:

1. Несмотря на кажущееся различие, эти два рассказа сообщают об одном и том же событии, просто перед нами более короткая и более длинная версии. В обоих отрывках упоминаются одиннадцать апостолов, проповедь всему миру, необходимость оставаться в Иерусалиме до схождения Святого Духа, роль апостолов как свидетелей Вознесения и факт возвращения одиннадцати в Иерусалим. То есть схема рассказов одна и та же.
2. Несомненно, что, когда Лука составлял свой рассказ о Вознесении Христа, он использовал иудейские и греко-римские образы, описывающие восхождение на небеса древних героев.

Вот, например, что мы читаем у Тита Ливия в тексте, написанном незадолго до Рождества Христова: «По свершении бессмертных этих трудов, когда Ромул, созвав сходку на поле у Козьего болота, производил смотр войску, внезапно с громом и грохотом поднялась буря, которая окутала царя густым облаком, скрыв его от глаз сходки, и с той поры не было Ромула на земле. Когда же непроглядная мгла вновь сменилась мирным сиянием дня и общий ужас наконец улегся, все римляне увидели царское кресло пустым; хотя они и поверили отцам, ближайшим очевидцам, что царь был унесен вихрем, все же, будто пораженные страхом сиротства, хранили скорбное молчание. Потом сперва немногие, а за ними все разом возглашают хвалу Ромулу, богу, богом рожденному, царю и отцу города Рима, молят его о мире, о том, чтобы, благой и милостивый, всегда хранил он свое потомство» (История Рима. 1.16).

Много параллелей с рассказом Луки мы находим в иудейских историях того времени о вознесении Еноха, Илии, Ездры, Варуха и Моисея. Там есть весь тот набор, что и у Луки: гора, облако, поклонение присутствующих и проч. Было обращено внимание, что в рассказе Луки о Вознесении Иисуса есть много терминов, использующихся в 4 Цар 2:9–13, в описании взятия на небо Илии (в варианте Септуагинты — перевода ветхозаветных книг на древнегреческий, выполненного в Александрии в III-I веках до Р. Х.).

Тем не менее, несмотря на использование Лукой языка и образов, известных античному читателю по другим памятникам, учеными не обнаружено прямых заимствований из этих источников. Лука не пересказывает чужие повествования, просто заменив действующих лиц на Иисуса и апостолов, а говорит о некой совершенно оригинальной истории.

1. Почему Лука дает две версии времени Вознесения: в день Воскресения и через сорок дней?

Как это ни удивительно, но Лука, судя по всему, склонен говорить о Вознесении как о событии, следующем непосредственно и сразу за Воскресением.


Вознесение Господне. Клавдий Васильевич Лебедев. 1888 г. Церковно-археологический кабинет МДА

Например, согласно свидетельству евангелиста Марка, на суде Христос говорит: …И вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мк 14:62). Лука имеет перед собой Евангелие от Марка, но дает нам другую версию: отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией (Лк 22:69). Весь текст и особенно слово «отныне» показывает, что восседание Иисуса на Небесах должно последовать сразу с Его Смертью, а не через сорок дней.

Или другой пример: в беседе с путниками по дороге в Эммаус Спаситель говорит: Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? (Лк 24:26). Здесь между Страданием, Воскресением и Прославлением=Вознесением нет никакого зазора, они следуют непосредственно друг за другом.

В Деяниях читаем: Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели. Итак Он, быв вознесен десницею Божиею… (2:32–33). И здесь Воскресение и Вознесение мыслятся как неразделенные по времени события.

У Луки можно найти много других моментов, в которых не предполагается какого-то продолжительного периода пребывания Воскресшего с учениками, а говорится о Вознесении, непосредственно следующем за Воскресением (см.: Деян 3:15–16; 4:10; 5:30–32; 10:40–43; 13:31–37).

Та история, которую Лука описывает в Евангелии, где Христос возносится в самый день Своего Воскресения, на самом деле очень характерна для Луки; она отражает его понимание, которое становится очевидным при сопоставлении с другими цитатами этого автора.

Но тогда возникает вопрос: о чем же тогда говорит история из книги Деяний? История, породившая праздник Вознесения, празднующийся на сороковой день после Пасхи?..

1. Итак, если для Евангелиста Луки Вознесение тесно связано с Воскресением, почему Лука рассказывает о сорокадневном периоде явлений Иисуса?

Начнем с того, что первохристианская традиция никогда не говорила, что Иисус вознесся сразу после Воскресения. Это произошло через какое-то время, то есть период пребывания с учениками, несомненно, был. Как мы увидели выше, для Луки Вознесение тесно связано с Воскресением Иисуса и Лука обычно надолго эти два события не разделяет.

Тогда почему Лука рисует нам такой длительный, сорокадневный период явлений Воскресшего?

Во-первых, он конкретно и внятно (как до него не делалось) утверждает некий период пребывания с учениками воскресшего Иисуса.

Во-вторых, ему важна эта мысль в перспективе дальнейшего повествования книги Деяний, которую она и открывает. В каком-то смысле Лука делает ее ключом ко всей книге Деяний и к истории жизни ранней Церкви.


Апостолы. Фрески Церкви Св. Троицы монастыря Сопочани (Сербия), около 1265 года

Благодаря такому длительному времени пребывания с учениками Лука может показать, что Церковь является преемницей Предания, которое ей открыл Воскресший: в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием (Деян 1:3).

Возможно, число сорок было использовано Лукой как антитеза сорокадневному периоду искушения Иисуса в пустыне. Там Иисус провел сорок дней в подготовке к Своему служению, здесь — Он это же время готовит Апостолов к их служению.

Более выраженный акцент на пребывании Иисуса с учениками и на Вознесении в Деяниях позволяет Луке сделать более плавный и органичный переход к темам, которые для Деяний будут главными: христологии, пневматологии, сотериологии, эсхатологии и миссиологии.

Христология (учение Церкви о Христе): торжественный уход Иисуса на Небеса подчеркивает Его Воцарение там. Именно потому, что Иисус царствует на Небесах, Его исповедают как Господа и Христа (Деян 2:33).

Пневматология (учение Церкви о Святом Духе): Святой Дух придет только после ухода Иисуса, и тут подчеркивание ухода, Вознесения, служит удачным прологом к Пятидесятнице — приходу Святого Духа.

Сотериология (учение Церкви о спасении): торжественное Вознесение служит Луке удачной возможностью сделать акцент на одной из его любимых тем: Иисус входит в Небесную славу через Страдания и дарует с Небесного Престола прощение и Святого Духа всем кающимся и верующим в Него.

Эсхатология (учение Церкви о конце времен): о Вознесении Ангелы говорят: Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо. Таким образом, Вознесение закладывает фундамент для веры в возвращение Иисуса.

Миссиология (учение Церкви о проповеди Благой Вести): в день Вознесения апостолы получают заповедь проповедовать Распятого, Который теперь вознесен и пребывает в Славе Божией. Ученики сорок дней общались с Воскресшим Учителем, так что теперь они наставлены в том, что и как проповедовать миру. Осталось чуть-чуть подождать Духа Святого, который их укрепит и окончательно просветит.

Таким образом, мы видим, что длительное пребывание Иисуса с учениками, а потом Его торжественное восхождение на Небеса является для Луки важным богословским прологом к дивной истории жизни и роста христианской Церкви.



Точно ли сорок дней?

Вознесение Господне. Миниатюра Евангелиария. Византия. XI в.

Что можно сказать конкретно о сорока днях пребывания Иисуса с учениками? Лука упоминает о сорока днях лишь однажды, в других местах он либо упоминает неопределенный срок пребывания Иисуса, либо говорит о многих днях (Деян 13:31). Известна любовь евангелиста Луки к числам (он больше, чем кто бы то ни было другой из авторов Нового Завета приводит цифры), причем он любит символические числа. Возможно, что и для указания на время пребывания Иисуса с учениками Лука мог взять сорок как символическое число: в Библии оно означало время испытания или Божьего посещения.

Может быть, Лука отталкивался от праздника еврейской Пятидесятницы (на иврите — Шавуот, день обретения Торы, празднуется на 50-й день после еврейской Пасхи. — Прим. ред.), дня, в который произошло очень важное для повествования Луки событие — схождение Духа Святого. В этом случае, Луке нужно было бы подобрать день, близкий к Пятидесятнице, но предшествующий ей. Символическое число сорок было удачным решением этого вопроса.

Может быть, как уже указывалось выше, Лука хочет этим сорокадневным периодом сделать параллель к рассказу о сорокадневном посте Иисуса. Там Христос подготавливается Сам к служению, здесь в течение этого же периода подготавливает к апостольству Своих учеников.

Интересно, что Древняя Церковь не праздновала Вознесение на сороковой день после Пасхи, то есть не обратила внимания на конкретный срок, указанный Лукой. До конца IV века Вознесение праздновалось вместе с Пятидесятницей. Около 383 года римская паломница Эгерия, побывавшая в Иерусалиме, сообщает о праздновании Вознесения так: в вечер Пятидесятницы все христиане Иерусалима собираются на горе Елеон — «в том месте (называемом Имвомон), с которого Господь вознесся на небо», и начинается служба с чтением Евангелия и Деяний, повествующих о Вознесении Господнем.

Но уже с начала V века этот праздник отделяется от Пятидесятницы и приурочивается к сороковому дню, как он совершается и поныне. Здесь, несомненно, нужно сказать, что свидетельство евангелиста Луки о сорока днях, отделяющих Воскресение от Вознесения, оказалось определяющим для даты нового праздника.



Богословие Вознесения


Начиная от первых веков, апостолы и святые отцы размышляли о том, чем явилось Вознесение для Христа и для нас, людей.

Для Иисуса Христа оно явилось последней точкой восхождения к Богу Отцу и высшей степенью прославления.

Своим Вознесением Господь Иисус Христос не только вошел в самое небо, чтобы предстать… за нас пред лице Божие (Евр 9:24), но и прошел небеса (Евр 4:14), восшел превыше всех небес (Еф 4:10) и воссел одесную Бога (Мк 16:19; ср. Деян 7:55).

При этом нужно помнить, что Христос взошел в Небесную Славу в человеческом теле. В том, Которое Страдало и Воскресло. Таким образом, человеческое тело, рожденное от Девы, приняло участие в Пренебесной Жизни, и в нем Господь Иисус Христос воссел одесную Бога Отца. С момента Вознесения человеческая природа во Христе получила полное участие в Божественной жизни и вечном блаженстве.

Как замечает блаж. Феодорит Кирский, «ныне, в день Вознесения, всё и вся наполнилось радости… Ныне диавол оплакивает свое поражение, взирая на наше тело, восходящее на небо… Ныне диавол сетует, говоря: что делать мне, несчастному? Все, кого я, как быстрокрылый сокол, захватил, отнимаются у меня, и со всех сторон я побежден. Перехитрил меня Сын Марии. Не знал я, что в человеческом теле кроется Бог».

Вознесение и пребывание одесную Бога Отца — это продолжение того Спасения, которое Христос дарует верующим в Него: «восседание Спасителя одесную Бога Отца означает Его продолжение спасения мира путем Его заступничества, посредничества перед Богом Отцом за человеческий род» (преподобный Иустин Попович). Автор послания к Евреям говорит: Христос вошел не в рукотворенное святилище… но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие (Евр 9:24). Зачем предстать? Чтобы ходатайствовать за нас пред Богом. «То, что Спаситель носит тело, — говорит блаженный Феофилакт, — и не сбросил его с Себя — сие самое и есть заступничество и ходатайство пред Отцем. Ибо, взирая на тело, Отец вспоминает ту любовь к людям, ради которой Его Сын принял тело, и приклоняется к состраданию и милости».

Емко значение Вознесения Господня передано в кондаке праздника, сочиненном преподобным Романом Сладкопевцем:

«Еже о нас исполнив смотрение, и яже на земли соединив небесным, вознеслся еси во славе, Христе Боже наш, никакоже отлучаяся, но пребывая неотступный, и вопия любящим Тя: Аз еcмь с вами и никтоже на Вы».

Русский перевод: «Исполнив домостроительство спасения нашего за нас и соединив земное с небесным, Ты вознесся во славе, Христе, Боже наш, никаким образом (от нас) не отлучаяся, но пребывая неизменным, и вопия к любящим Тебя: Я с вами, и никто на вас».


Сошествие Святого Духа. Современная икона

Выше уже указывалось, что важнейшее значение Вознесения Христова — в вознесении в Тайну Пресвятой Троицы человеческого тела и через это всецелое прославление тела и приобщение его к божественной жизни. Это является и основной темой кондака. Но кроме этого в кондаке есть и другая тема: присутствие Христа с верующими. Вот это-то со-присутствие Христа с нами есть другое важное следствие Вознесения. Через Вознесение, воцарившись над миром, Христос избавился от свойственной любому человеку пространственной ограниченности. У современных западных богословов можно встретить выражение «Космический Христос», или «Всекосмический Христос». Это все о том же — о преодолении через Вознесение всякой ограниченности и локальности. Христос — Нисшедший с Небес, через Вознесение есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все (Еф 4:10).

Апостол Павел много размышлял об этой теме космической полноты царствования прославившегося Христа:

Бог Отец, воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, превыше всякого Начальства, и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем, и все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем (Еф 1:20–23). Можно на эту темы привести и другие цитаты, впрочем, достаточно.

Отметим еще одну важную тему: благодаря Вознесению, к нам сходит Святой Дух. Иисус говорит апостолам: Лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам (Ин 16:7). В другом месте Евангелист поясняет: Ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен(Ин 7:39). Во время пребывания Христа на земле Он был руководителем и наставником группы учеников. Тогда учеников было мало — горстка в Израиле. Но наступает время, когда проповедь должна распространиться до краев земли и тут нужен Другой Утешитель(Ин 14:16), который наполнит силой и дарует ведение Истины миллионам и миллиардам людей.



Резюме

Апостолы. Фрагмент фрески Вознесение Господне. XIV век

Итак, в нашем небольшом очерке мы рассмотрели разные аспекты, связанные с событием Вознесения Иисуса Христа. Подведем итоги и вспомним, о чем мы говорили.

После Воскресения Иисус Христос какое-то время пребывает с учениками в нашем мире. Продолжительность этого времени никто из авторов Нового Завета, кроме апостола Луки, не фиксирует.

Потом явления Воскресшего прекращаются, что позволяет говорить об уходе Христа от учеников. Куда? На Небеса, к Богу.

Евангелист Лука объясняет тайну пребывания Воскресшего с учениками и одновременно подчеркивает величие события ухода на Небеса: он говорит, что Христос пребывает с Апостолами символическое число времени — сорок дней.

То, что произошло с Воскресшим Иисусом после периода Его явлений, новозаветные авторы объясняют библейскими образными выражениями. Ключевым здесь становится ветхозаветный текст Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс 109:1).

Новозаветные авторы избегают натурализма в описании ухода Иисуса на Небеса. (Нужно помнить, что небо — это тоже условное указание на место пребывания Господа. Во времена Христа никто не считал, что Бог находится на небе, которое над нашей головой. Библейские «небеса» (др.-евр. шамаим) были символическим местом пребывания Бога. Поэтому, когда Христос заповедует молиться «Отче наш, сущий на небесах…», Он подразумевает скорее духовное небо, чем что-то имеющее отношение к нашему космосу.

Евангелист Лука не смущается открыто и прямолинейно писать об уходе Христа к Богу Отцу как о полете, перемещении в пространстве. Возможно, он это делает, имея в виду многочисленные тексты (греко-римские и иудейские), сообщавшие о подобных историях. Может быть, Лука хотел показать читателям, что Иисус прославлен, подобно другим великим древним героям, может быть, просто пользуется традиционными выражениями и образами, понятными читателям его времени и культуры.

Мы не знаем насколько рассказ евангелиста Луки соответствует исторической действительности. Осторожность в описании этого события у других новозаветных авторов наводит на мысль, что событие Вознесения было сокровенным, а не публичным. Но происходило ли все именно так, как описывает Лука, или нет, не столь важно. Важно, что Лука, подарив нам великолепный и выразительный рассказ о Вознесении, заключил туда бездну богословских смыслов, открывать которые и черпать духовные сокровища предстоит еще многим поколениям христиан.

Сначала в Евангелии крупной кистью, а потом, в книге Деяний, мелкой кистью Лука рисует икону ухода Иисуса из нашего мира на Небеса. Здесь и ангелы — свидетели события (их двое, потому что по иудейским представлениям только свидетельство двоих имеет значение); здесь облако (символ шехины — Славы Божией); радость учеников, потому что их Учитель теперь — прославленный Богом Царь Небесный.

Вознесение Христа, по мысли следующих поколений христиан, — это уникальное событие: прославление человеческого тела, которое имел Воскресший Иисус Христос, предпосылка для дарования верующим Духа Святого и, благодаря небесному воцарению, распространение власти Христа над всей Вселенной.

С наступающим днем Великой Победы.
Моя малая часть ВЕЛИКОГО БЕССМЕРТНОГО ПОЛКА:
КУРЧЕНКО Иван Андреевич \1924- 02.08.1944гг., погиб в Польше\
ХОРЕНКО Василий Павлович,\1917- 07.03.1945 гг,, погиб от ран в госпитале в Днепрепетровске за 2 месяца до Победы\
ИГРУНОВ Павел Сергеевич \ушел на фронт в 17 лет, воевал в составе 1го белорусского фронта,дошел до Берлина, награжден орденом ВОВ 2й степени, умер в начале 90-х в Дебальцево\
Низкий поклон,светлая память.

ФОТОРЕПОРТАЖ

Фото: Сергей Голоха

После начала войны в Донбассе в 2014 году Иверский женский монастырь Донецка был сильно разрушен украинскими войсками – он оказался в эпицентре обстрелов по той причине, что находился рядом с аэропортом, за который шли ожесточенные бои.

Почти полтора года в храме обители не совершались богослужения. Но когда обстрелы немного поутихли, по благословению митрополита Донецкого и Мариупольского Илариона 25 февраля 2016 года, в день престольного праздника Иверского монастыря, в его разрушенном храме обители была совершена Божественная литургия. Затем на протяжении двух лет там совершались богослужения в дни памяти Иверской иконы Божьей Матери – по три раза в год.

Но после нынешней Пасхи правящий архиерей благословил совершать богослужения в монастырском храме каждое воскресенье. В Фомину неделю, 15 апреля, там уже была отслужена литургия, а после нее – панихида. Помимо этого была совершена литургия и заупокойная служба еще и во вторник – по случаю Радоницы, дня поминовения усопших.

Надо отметить, что монастырь находится посреди Новоигнатьевского кладбища, которое до войны было лучшим в Донецке, но тоже очень сильно пострадало от обстрелов – там практически не осталось целых надгробий, а многие могилы разрушены полностью после прямых попаданий снарядов и мин. Несколько раз саперы разминировали кладбище. Однако власти официально не разрешают его посещение – как из-за непрекращающийся обстрелов, так из-за опасности того, что там могут остаться неразорвавшиеся снаряды. Тем не менее, дончане продолжали туда ходить на свой страх и риск даже тогда, когда погост еще не разминировали. Более того: некоторые продолжают хоронить там своих усопших близких! На кладбище встречаются свежие захоронения даже марта нынешнего года.

Очень много людей было на кладбище в поминальные дни нынешней седмицы. Кто-то пришел впервые за четыре года, чтобы найти могилы своих сродников, кто-то уже успел восстановить разрушенные надгробия. Многие заходили и в монастырский храм подать записки о поминовении усопших.


В храме


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru

[paste:font size="5"]На кладбище


У могилы рядом с аэропортом[/paste:font]
Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Таких хвостовиков мины на кладбище много
Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Разрушенный аэропорт
Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Еще один хвостовик мины
Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru



Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru

vkfbtwok@g+lj
Фото: Сергей Голоха / Православие.Ru


Фото: Сергей Голоха


19 апреля 2018 г.

Вот уже более 30 веков прошло с тех пор, как царь-псалмопевец Давид пророчески воскликнул: «Обратятся к Господу все концы земли, и поклонятся пред Тобою все племена язычников» (Пс. 21: 28). Подобно многим другим ветхозаветным пророчествам, и это оказалось неложным. Божественные обетования, которыми тысячелетия жил богоизбранный, но мало кому ведомый тогда Израиль, осуществившись с пришествием в мир Христа Спасителя, стали дороги и близки всему новозаветному человечеству. Христианская вера – как прямая наследница ветхозаветной – действительно оказалась верой «всех концов земли». Поэтому вполне объяснимы и неудивительны как значительное общее единство в понимании основополагающих истин и целей самого христианства, так, в определенной степени, и общепризнанность основного собора христианских святых.

Великомученик Георгий. Икона 2-й пол. XI в. Успенский собор Московского Кремля
Апостолы, учители и отцы Церкви, многие мученики равно известны и – в той или иной мере – почитаются большинством христиан. Но даже и на фоне подобного единообразия в содержании и формах «вселенского» христианства не совсем обычными представляются то постоянство и повсеместность, которыми отличается почитание (или, во всяком случае, признание рыцарственно-возвышенной мощи) одного из наиболее привлекательных образов новозаветной святости – великомученика Георгия Победоносца.

В течение почти 17 столетий, прошедших со времени его казни при римском императоре Диоклетиане за исповедание веры во Христа Распятого, историческая память о нем ничуть не поблекла; все так же продолжают возводиться храмы в его честь и пишутся его иконы; все также почитается он – лишь с некоторыми языковыми вариациями имени – среди самых различных народов: как Иорген – в Германии, Иржи – в Чехии, Юрий – в Польше и на Украине, Джордж – в Великобритании, Георги – в Грузии, Джерджис – в арабских странах. Со времен Ричарда Львиное Сердце он становится покровителем Англии, его страной считает себя Грузия, его изображение нередко встречается на гербах городов. Как и подобает святому, великомученик Георгий и после кончины помогает страдающим и ищущим правду: его алый плащ развевался в окрестностях Бейрута, реял над войсками древних византийцев и над отрядами новгородцев – во время нашествия на них суздальцев в XII веке; духовный взор киевлян прозревал тень мученика на просторах южнорусской земли – как защитника от «басурманских» набегов. И всегда и везде образ Георгия оставался, прежде всего, образом непобедимого воина Христова: и в страдальческом подвиге – в битве духовной, и в подвиге бранном – на полях сражений – он поистине великомученик, а потому и победоносец. Ему как бы изначально и навеки даровано чудо победы – как и не менее чудесная способность приносить ее своим почитателям. Ибо «претерпев за Христа» и победив действительно «великие муки», победив при этом самого себя, свой страх, человеческую незащищенность, он смог победить и главного своего мучителя – диавола. Обретя жизнь со Христом и во Христе, он получил полное право воскликнуть вместе со святителем Иоанном Златоустом словами его пасхальной проповеди (в которой, в свою очередь, цитируются слова апостола Павла о победе Спасителя над смертью): «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?.. Воскрес Христос – и пали демоны… Воскрес Христос и жизнь пребывает». Но путь к такому сорадованию и к соучастию в вечной жизни пролег для святого Георгия (как, по сути, пролегает и для всех нас) через полную отдачу себя Богу – даже до смерти.




Храм великомученика Георгия в Старой Ладоге. Посл. треть XII в.
Наш современник, пожелавший узнать что-либо об этом святом и раскрывший, например, переизданный в наше время старинный «Полный православный богословский энциклопедический словарь», обнаружит в нем только несколько строк: «Георгий (греч. земледелец) – великомученик. Пострадал в Никомидии 303 года, 23 апреля. Покровитель домашнего скота. Память совершается еще 3 и 26 ноября в дни освящения храмов его имени – 3 ноября в Лидде и 26 ноября в Киеве».


Более подробно говорится о нем (под днем памяти 23 апреля) в «Настольной книге священноцерковнослужителя» отца Сергия Булгакова, сообщающей нам, что «он был сыном богатых и благочестивых родителей-христиан. Одни местом рождения великомученика Георгия считают Каппадокию, другие – финикийский город Бейрут (древний Берит, у подошвы Ливанских гор), третьи – Лидду Палестинскую». Далее здесь же рассказывается об исповедании святым Георгием христианства перед язычником Диоклетианом, любимцем которого был он ранее, и о различных видах мучений, примененных к нему, чтобы сломить его дух и заставить отречься от веры во Христа: «Ожесточенные мучители били святого страдальца воловьими жилами, колесовали, бросали в негашеную известь, принуждали бежать в сапогах с острыми гвоздями внутри и проч. Святой мученик все терпеливо перенес, и мучитель в бессильной ярости приказал его усекнуть».

Присутствует в «Настольной книге» и такая краткая оценка подвига великомученика: «Святому Георгию за мужественно перенесенные страдания и за одержанную им славную победу над мучителями, а также за его чудесную помощь, оказываемую и после своей кончины людям, находящимся в опасности, святою Церковью усвояется наименование Победоносца… Мощи святого Георгия были перенесены из Никомидии в Палестину и положены в г. Рамле, а при императоре Константине Великом были перенесены во вновь устроенный в честь святого великомученика великолепный храм в Лидде (недалеко от Рамлы). Глава святого Георгия находится в Риме, в церкви его имени».

В заключение здесь же приводятся два традиционных важнейших песнопения в честь великомученика – тропарь и кондак, а именно:

«Тропарь, глас 4. Подвигом добрым подвизался еси, страстотерпче Христов, верою, и мучителей обличил еси нечестие, жертва же благоприятна Богу принеслся еси: темже и венец приял еси победы, и молитвами, святе, твоими подавши прегрешений прощение.

Кондак, глас 4. Возделан от Бога показался еси благочестия делатель честнейший, добродетелей рукояти (т.е. все, что можно захватить рукою, пригоршни. – д.Г.М.) собрав себе: сеяв бо в слезах, веселием жнеши, страдальчествовав же кровию, Христа приял еси: и молитвами, святе, твоими всем подаеши прегрешений прощение».

В этом же издании (под днем памяти 3 ноября) упоминается и празднование в честь «обновления храма святого великомученика Георгия, иже в Лидде, идеже положено есть честное тело его»; тут же приведен еще один тропарь святому (ныне, по сути, вытеснивший первый, более длинный), обычно и воспеваемый на всех службах и молебнах:

«Тропарь, глас 4. Яко пленных свободитель и нищих защититель, немощствующих врач, царей поборниче, победоносче великомучениче Георгие, моли Христа Бога спастися душам нашим».

Однако за этими скупыми строками кратких справочников стоит огромный историко-литературный (агиографический, то есть жизнеописательный, и доксологический, или поэтически-прославляющий) свод древневизантийских и древнерусских житий святого Георгия и народных легенд о нем: три основных «редакции» жития, множество апокрифических сказаний, повесть «Чудо Георгия о змие и о девице», цикл болгаро-византийских рассказов о посмертных чудесах великомученика. Особенной популярностью на Руси издавна пользовались и многочисленные «духовные стихи» о святом Георгии, о его мученичестве и битве с драконом или змием (иногда – о победе над «басурманским царем»). Причем последние литературные памятники, безусловно, возникли в связи с реальными событиями длительного противостояния Руси набегам кочевых племен и татаро-монгольскому игу. Показательно при этом, что подобные сказания о святом Георгии явно перекликаются с былинными циклами, посвященными собственно русским богатырям-змееборцам – Добрыне Никитичу, Илье Муромцу и Алеше Поповичу.

Столь богатый агиографический материал, естественно, нашел свое непосредственное отражение и в церковном искусстве, как западном, так и восточном: византийском, южнославянском и древнерусском.

Известная ныне самая ранняя из возникших на русской почве икон святого Георгия относится, скорее всего, ко второй половине или концу XI века; предположительно она связывается с новгородской художественной средой (сейчас икона хранится в Успенском соборе Московского Кремля).




Чудо Георгия о змие. Стенопись Георгиевского храма в Старой Ладоге. Посл. треть XII в.
Из круга новгородских же памятников до нас дошли и два других замечательных изображения святого великомученика – уже XII века: изумительная по изяществу рисунка фреска «Чудо Георгия о змие» в росписи церкви во имя святого в Старой Ладоге (ок. 1167) и предельно монументальный его образ, запечатленный на огромной «ростовой» его иконе из Георгиевского (Юрьева) монастыря в окрестностях Новгорода (ныне – в собрании Третьяковской галереи).


С XIII–XIV веков на Руси все более распространенными становятся многочастные – со сценами жития (в основном – мученичества) – иконы Георгия, в центральной части («среднике») которых всегда представлено или полнофигурное изображение святого, или же композиция «Чудо о змие». Наиболее выразительный из памятников последнего рода – икона первой четверти XIV века, происходящая из новгородской провинции (теперь – в собрании Русского музея в Санкт-Петербурге) и отличающаяся простонародно-наивной, но достаточно выразительной художественной трактовкой всех ее образов.

Великолепные «житийные» иконы святого Георгия с полнофигурным изображением его в среднике – в виде прекрасного воина, исполненного рыцарственного достоинства и подчеркнуто духовной возвышенности, – наиболее типичны для московской и в целом среднерусской иконописи. Особенно часто они начинают создаваться с первой половины XVI века – как отражение героического духа эпохи возвышения и укрепления великокняжеской Москвы: Московское царство все глубже проникается идеей особого небесного покровительства ему со стороны прославленного великомученика, постепенно и превратившегося на Руси в символ несокрушимой победоносности самого Православия, а отсюда – и православной государственности как таковой.

Весьма яркими примерами такого восприятия образа святого Георгия на русской почве могут служить, например, две замечательные его житийные иконы первой трети XVI века из подмосковного города Дмитрова (в собрании Музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева в Москве) или фигура святого в росписи (1500–1502) прославленного Дионисия в Ферапонтовом монастыре.

И все же наиболее любимыми на Руси – на протяжении многих веков – оставались символические изображения Георгия как победителя мирового зла, представленные на иконах «Чудо Георгия о змие», где чисто мифологический «змий» или дракон исстари являлись воплощением сатаны, диавола, который всегда «ходит… ища, кого поглотить» (1 Пет. 5: 8).

Согласно преданию, ставшему сюжетной основой икон подобного типа, в озере близ некоего языческого города Гевала, среди Ливанских гор, появился страшный «змий», постоянно требовавший от местных жителей человеческих жертвоприношений. Когда очередной жертвой должна была стать Елисава, дочь здешнего царя, уже пришедшая к озеру, здесь неожиданно появился святой Георгий, вступивший в жестокий бой с драконом и победивший его. В результате Елисава привела присмиревшего «змия» буквально на поводке (им послужил ее пояс – «в сорок пядей») в родной город, где чудовище вскоре и постигла заслуженная казнь, а все горожане, в знак благодарности святому мученику и осознав победоносную силу истинной веры, тут же приняли христианство.

При этом необходимо заметить, что фольклорный характер этого события в значительной мере изначально утрачивал (даже для и так достаточно легковерного сознания средневекового человека) черты какой-либо сказочности – в силу того, что самый подвиг этот совершался святым Георгием уже после его кончины: победа великомученика над змием всегда рассматривалась как акт чудесного посмертного явления святого, как победа посланца неба над темными силами преисподней.

Весьма точное духовно-трезвое толкование «Чуда о змие» дал как-то Г. Честертон, сказавший: «Не думаю, что в этой пустыне святой Георгий сразился с драконом. Но Иисус сразился здесь с диаволом. Святой Георгий – только служитель, а дракон – только символ, но поединок их – правда. Тайна Христа и власти Его над бесами выражена в нем».

Но ведь непрекращающийся на протяжении всей человеческой истории поединок между Христом и сатаной и есть самая суть христианства. Поэтому и неудивительно, что древняя палестинская легенда стала естественнейшей частью христианской метаистории, в том числе и метаистории русской. Потому и такая необычайная популярность этого сюжета в русском средневековом искусстве.

Религиозный миф как выражение внутреннего (в духовном отношении – весьма даже реалистичного) смысла человеческого бытия, столь ярко воплотившийся в иконах «Чуда о змие», быстро и жизненно закономерно оказался адаптирован насквозь символичным сознанием человека Древней Руси: этому не помешали ни географическая удаленность Палестины от русской земли, ни различие их этно-культурных менталитетов. Недаром еще Н.П. Кондаков, известный византинист и историк христианского искусства, в свое время весьма точно выразил простую, но не менее от того глубокую мысль о том, что «так называемая зрелость племени в культурном отношении слагается из переработки вековых культурных заимствований, и народную личность и индивидуальность мы должны искать никак не в примитивных формах, но в этой самой переработке культурных типов». Именно с подобной творческой переработкой религиозно-культурного типа раннехристианского мученика-победоносца мы и встречаемся в художественно-символической традиции древнерусской «георгианы».

Предельным выражением такой трансформации стало своего рода «двоение» самого образа святого великомученика, когда он – оставаясь все тем же палестинцем Георгием – одновременно (исподволь и, вероятно, почти незаметно) превратился, по сути, в былинного русского героя – Егория Храброго. Истоки этой символической переработки образа великомученика, безусловно, следует искать в самых глубинных пластах нашей отечественной истории, связанных еще с начальным периодом христианизации Руси в XI–XII столетиях.

Как известно, уже первые киевские князья-христиане много способствовали утверждению культа святого Георгия Победоносца – и в качестве небесного покровителя княжеской власти, и, шире, в качестве «небесного устроителя» всей «светло украшенной» Русской земли. Так, сын крестителя Руси равноапостольного князя Владимира князь Ярослав Мудрый, в крещении Георгий († 1054), основал в Новгороде в 1030 году, возможно, первый у нас Георгиевский (Юрьев) монастырь, а в период между 1051 и 1053 годами воздвиг в Киеве, рядом с собором Святой Софии, и первый же каменный Георгиевский храм, освященный, согласно сказанию из «Пролога», митрополитом Иларионом 26 ноября. Тогда же в память освящения храма князь «заповеда по всей России творити праздник святаго Георгия» – так называемый Юрьев день, или «зимний Георгий» (в отличие от «весеннего», празднуемого 23 апреля в память мученической кончины святого).




Великомученик Георгий с житием. Икона нач. XVI в. Школа Дионисия
«Зимний Георгий» (иногда его, по старой памяти, соответственно юлианскому календарю, называют «осенним») – чисто русский церковный праздник: установлением его Русь подтверждала как бы дополнительное свое освящение мученической кровью «змееборца», ибо уже тогда она хорошо понимала, что именно кровь мучеников и есть «семя христианства».


То, что такое понимание мученичества изначально главенствовало в почитании святого Георгия на Руси, хорошо иллюстрируют два важнейших песнопения, связанные с зимним празднованием его памяти, – тропарь и кондак, которые также уместно привести здесь:

«Тропарь, глас 4. Днесь блажат тя мира концы, божественных чудес исполнишеся, и земля радуется, напившися крове твоея: христоименитии же людие града Киева, освящением божественнаго храма твоего, радостию возвеселишася, страстотерпче Георгие, сосуде избранный Святаго Духа, угодниче Христов; Егоже моли, с верою и мольбою приходящим во святый твой храм дати очищение грехов, умирити мир, и спасти души наша.

Кондак, глас 2. Божественнаго и венценоснаго великомученика Христова Георгия, на враги победу вземшаго одоления, сошедшеся верою во освященный храм восхвалим, егоже благоволи Бог создати во имя его, Един во святых почиваяй».

Отметим также, что в честь святого Георгия князь Ярослав назвал и заложенный им на западном берегу Чудского (Псковского) озера город Юрьев, ныне г. Тарту в Эстонии (следует иметь в виду, что на Руси имена Георгий, Юрий и Егорий были взаимозаменяемы).

Тогда же изображения святого Георгия впервые появляются на княжеских печатях и монетах.

Традиция непосредственно храмового почитания великомученика особенно развивается в XII столетии: так, каменные Георгиевские храмы появляются в Каневе на Днепре (1144–1145), в Юрьеве-Польском (1152, перестроен в 1230), в Старой Ладоге на Волхове (1165–1166).

Как самого близкого своего небесного покровителя воспринимали святого Георгия многие русские князья: Юрий Долгорукий († 1157); получившие в крещении имя Георгий благоверные князья Глеб Владимирский († 1174) и Мстислав Храбрый, Новгородский († 1180); мученик Георгий Всеволодович Храбрый, князь Владимирский, погибший в 1238 году в битве с татарами на реке Сити; наконец, зверски убитый татарами в том же году Юрий, князь Рязанский.

Имя святого великомученика носил и первый великий князь Московский, сын святого князя Даниила и внук святого князя Александра Невского, Юрий Данилович († 1325).

В качестве одного из самых могучих небесных воинов-заступников почитали святого Георгия и в Пскове. Недаром в древнерусском сказании о псковском святом князе Довмонте автор, повествуя о победе псковичей над «безбожными немцами» на реке Мироповне, замечает: «И возвратились они с радостью великою в город Псков, и были радость и веселие в городе Пскове о заступничестве Святой Троицы и святого воина, великого Христова мученика Георгия».

Несколько позднее, уже при благоверном князе Димитрии Донском, святой Георгий начинает восприниматься как первейший покровитель Москвы и всего великого княжества Московского, как действенный помощник князей в собирании грядущего Русского царства.

В немалой степени этому способствовало и постепенное совмещение с образом святого Георгия становящихся все более легендарными образов самих соименных ему князей, особенно «благоукрасителя» Киевской Руси святого Ярослава-Георгия, а также владимирского святого князя Георгия Храброго, героя битвы на Сити. Слияние их образов и привело в конце концов к тому, что древний палестинский святой исподволь превратился, по существу, чуть ли не в русского витязя Егория Храброго – в идеальный героический персонаж многочисленных «духовных стихов». Именно таким он, по-видимому, чаще всего и воспринимался и репродуцировался народным (особенно «низовым») сознанием: и в образцах фольклорной поэзии, и в «зрительных» образцах художественного творчества – в стенных росписях храмов, на иконах, в деревянной скульптуре (XVI–XVII столетий), на повсеместно распространенных «нательных» образках, литых из металла или резаных из камня, кости и дерева.




Чудо Георгия о змие. Икона XVI в.
Характерно, что некоторые былинно-сказовые черты образа великомученика в свою очередь косвенно влияли и на подспудный процесс мифологизации образов даже конкретных исторических лиц русской истории.


В этом смысле наиболее показательна легенда о граде Китеже, якобы чудесно скрывшемся в 1239 году после нашествия татар – «вплоть до пришествия Христова» – на дне озера Светлояр. Именно князем ставшего невидимым Китежа народная легенда и называет Георгия Всеволодовича Храброго (сказание, вопреки фактам, утверждает, что как раз здесь, а не на Сити, и погиб князь, окропивший своею мученической кровью китежскую землю и уподобившийся тем великому палестинскому страстотерпцу. Не потому ли Господь и сокрыл сей христианский град «от злая» до Своего Второго пришествия?)

Скорее русским, чем малоазийским святым явно выступает святой Георгий в «духовных стихах». Причем, как подметил один из их исследователей, Г.П. Федотов, интересно, что повесть о Егории и царевне, столь распространенная на Западе (и на русской иконе), мало была популярна на Руси в качестве литературного памятника, сравнительно с чисто русским «стихом о Егории Храбром»; более того, «половина этого стиха, – отмечал Федотов, – изображает неслыханные мучения святого, на основе апокрифического, не церковного жития, а другая рисует, скорее, мирное утверждение христианской веры и устроение Русской земли».

В народных стихах Георгий-Егорий, разъезжая по Руси, как бы восстанавливает ее внутреннее духовное равновесие, высшую гармонию бытия, некогда разрушенную человеческим грехопадением и наступившим затем повсеместно языческим идолопоклонством.

Так, великомученик повелевает «толкучим горам» занять свои естественные от творения места, говоря им:

Станьте вы, горы, по-старому;

рекам – восстановить их естественные русла:

Теките вы, реки, где вам Господь повелел;

даже к лесам обращается он с христианской проповедью:

Уж вы ой еси да все темные леса!
Вы не веруйте да бесу-диаволу;
Вы поверуйте да Самому Христу.

Все это нужно святому, чтобы подготовить Русь к окончательному ее воцерковлению:

Я на вас, горы, буду строиться,
Буду строить церкви соборныя и богомолъныя…

И снова в другом варианте стиха:

Я из вас, леса, порублю церкви
Соборныи, богомольныи…

Но откуда у Георгия такая зиждительная мощь? Откуда такая «мудрость устроения»?

И на это безымянные авторы духовных стихов отвечают: он есть – в духовном смысле! – сын Самой Софии Премудрости Божией! Поэтому к Ней он и обращается с такой просьбой:

Соизволь, родимая матушка,
Осударыня, Премудрая София,
Ехать мне ко земле Светлорусской
Утверждать веры христианския.

В ответ же Она – как истинно «богомудрому» чаду Божию (а ведь каждый христианин уже есть в той или иной мере «сын Света») – дает ему

Свое благословение великое
Ехать ко той земле Светлорусской
Утверждать веры христианския…
Святую веру утверждаючи,
Бесерменскую веру побеждаючи.

В немалой степени именно в этом сокрушении язычества древнерусский слушатель духовных стихов и усматривал глубинный смысл столь возвышенного эпитета мученика, как «Победоносец». Но природная (даже как бы «родовая») мудрость святого Георгия оказывается еще более усиленной и вследствие его личного мученического подвига.

И такой взгляд на значение страстотерпчества «ради Христа» вообще был всегда свойствен церковному сознанию – не зря и Георгия в стихах называют порой «Христотерпцем»!

О самой непосредственной связи вольных страданий за Христа с даром особой мудрости в свое время прекрасно сказал в одной из своих проповедей святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский: «Мученик есть сын мудрости (не правда ли, удивительное совпадение по мысли с идеей мета-исторической генеалогии святого Георгия, столь ярко отразившейся в духовных стихах? – Г.М.), и уже не младенчествующий. Мученичество есть род мудрости, и очень не низкий… Жребий мученичества не для всех, но мученическая мудрость не для одних мучеников. Она спасла и прославила их и светит всем на пути истины и спасения. Не пройди мимо сего света без внимания, кто бы ты ни был, ищущий путей мудрости или только в простоте ходящий. Любопытствуй… узнать сей род премудрости… которая… преподает сильные уроки, которая победоносно свидетельствует об истине… которая исходит от высокого начала, поскольку исходит от Христа: “Аз дам вам уста и премудрость”».

Вот эта-та победоносность истины живо и ощущалась в образе святого Георгия Русью, «несумненно» считавшей на протяжении столетий, что святой великомученик «принял»

Ту землю Светлорусскую
Под свой велик покров,

утвердив в ней «веру крещеную» и дав ей навеки такой завет:

Дак вы, гой еси, попы, отцы духовные,
Дак вы христиане православные,
Дак вы ходите во церкву во соборную,
Дак вы молитеся Богу Господу,
Да поклоняйтесь чудному образу –
Да святому Егорию Храброму.

В большей мере собственно «охранительным» характером образа Георгия можно объяснить ряд стихов, где он предстает перед нами как защитник Руси от иноверцев-иноплеменников (в древности, как известно, оба этих понятия в целостных этносах были связаны нерасторжимо) – латынян, басурман, язычников в лице то «царя Демьянища» и «царища Кудреянища», то «Змея Горыныча (или Горюныча)», которые одинаково символизировали собой всех врагов «Светлорусской земли».

Вообще почитание святого Георгия-Егория Русью отличалось удивительной разносторонностью. И если для князей он оставался преимущественно воином-патроном, то для простых крестьян праздники в честь великомученика являлись своеобразными вехами в сельском труде (напомним, что в переводе с греческого его имя означает «земледелец»).

Так, на «весеннего Георгия» в первый раз выгоняли в поле скот; во многих деревнях такой обычай не забывается и поныне: и сейчас нередко хозяева приглашают в этот день священника отслужить молебен с водосвятием, а затем окропить всю домашнюю живность перед ее выгоном на пастбище святою водой.

В старину тогда же многие женщины расстилали по земле изготовленные за зиму холсты, чтобы в них собралась первая «юрьева роса»; потом се выжимали и лечили ею больные части тела (особенно глаза).

Святой Георгий почитался и как охранитель стад от волков (его нередко даже называли «волчьим пастухом»).

После же окончания сельской страды, за неделю до и в течение недели после «зимнего Георгия» (в «Юрьев день»), крестьянам позволялось переходить от одного помещика к другому, пока этот древний обычай не был уничтожен царем Борисом Годуновым, откуда и пошло известное горестное присловье: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!».

Все это многообразие восприятия личности святого великомученика и, в еще большей степени, его символического «горнего» образа позволяет не только утверждать, что в общенациональном нашем сознании он постепенно явно «ославянился» и даже русифицировался (став в один ряд с былинными богатырями Киевской Руси), но и дает возможность предположить нечто гораздо более важное. А именно: что святой Георгий в конце концов превратился на Руси как бы в одну из «ипостасей», или личностных воплощений, самого русского народа. Можно сказать, что мужественный и деятельный образ великомученика стал своеобразным метафизическим «зеркалом», вглядываясь в которое русский человек – князь, воин, крестьянин, охотник – искал тех чистых и ясных черт собственного духовного лика, что неизменно проступали в этом, пусть и затуманенном порой всеми грехами и соблазнами исторического бытия Руси, лике – как «образ и подобие Божии», вложенные в него Самим Творцом.

Естественно, хотя и в гораздо более духовно сниженном варианте, нечто подобное обнаруживается и на уровне гражданского государственного осмысления русским народом своей религиозно-этнической общности как Московского царства.

Уже с XV – начала XVI столетия образ святого Георгия все чаще выступает в качестве общенационального символа – сначала московской, а затем и всероссийской – государственности.

Поначалу воспринимавшийся как своеобразный христианский «оберег» Москвы, он вскоре приобретает и собственно геральдический смысл.

Если, например, установленные в 1464 году на Фроловской (Спасской) башне Московского Кремля конные скульптуры (в кругах) святых великомучеников Георгия и Димитрия Солунского (выполненные из камня зодчим В.Д. Ермолиным) имели, прежде всего, духовно-защитное назначение («обороняя» важнейшие городские ворота), то уже в XVI веке изображение всадника, побеждающего змия, становится официальным гербом московских князей, а потом и самой Москвы.

Впрочем, в XVII веке, с ростом секулярных настроений в русском обществе и под влиянием западных норм геральдики, всадника («ездеца») порой предпочитали интерпретировать не как образ святого Георгия, а как лишь изображение московского князя, сокрушающего своих врагов, представленных в виде аллегорического змия.

Но уже Петр I называет этого «ездеца» определенно «святым Егорием». С XVIII же века конная фигура святого Георгия Победоносца прочно становится не только частью государственного герба России («чудо о змие» помещали в щите на груди двуглавого орла), но и городским гербом Москвы.

Как известно, в годы большевистского лихолетья этот древний духовный и геральдический символ столицы был упразднен, но, слава Богу, ныне он вновь восстановлен, и теперь святой Георгий готов принять первопрестольный град под алую сень своего плаща. Но готовы ли к этому мы? Сможем ли мы постепенно снова наполнить действительно глубоким христианским смыслом столь древний символический знак нашей страны – как знак памяти об особой связи России с ее ангелом-хранителем – святым Георгием Победоносцем?..

Завершая эти краткие заметки (и именно в связи с только что сказанным), хотелось бы коснуться здесь и одной вполне конкретной историко-культурной проблемы: вопроса о восстановлении Москвой ее прежней святыни – упомянутого выше ермолинского скульптурного изображения «Чуда Георгия о змие», а также и последующего включения этого древнего образа в духовную парадигму современного общества.

И нынешний ход нашей церковной жизни, и, в какой-то мере, жизни государственной как будто показывает, что мученическое и одновременно героическое содержание возвышенного образа святого Георгия вновь становится нам все ближе и все дороже: постепенно открываются ранее закрытые церкви в его честь, в Москве на Поклонной горе построен – в память воинов-героев Великой Отечественной войны – новый Георгиевский храм.

В таком контексте, возможно, не останется без ответа и вопрос о дальнейшей судьбе ермолинской скульптуры святого Георгия (парная скульптура – святого Димитрия – не сохранилась). Будем надеяться, что постановка этого вопроса покажется естественной и вполне своевременной не только автору настоящих строк.

Дело в том, что уникальным проектом восстановления скульптуры, бывшей некогда, по сути, главной иконой Москвы и фрагментарно сохранившейся до наших дней (торс и голова святого Георгия – в Третьяковской галерее, остальные многие детали – в музейном собрании Московского Кремля), весьма ревностно занимался известный реставратор О.В. Яхонт, осуществивший в итоге, опираясь на фрагменты и сохранившиеся фотографии начала XX века, полную (причем с адекватной полихромией!) реконструкцию памятника, выполненную им в гипсе. Замечательному результату его исследовательской и практической работы было посвящено несколько научных публикаций[1].




Чудо Георгия о змие. Скульптор В.Д. Ермолин. 1464 г. Реконструкция О. Яхонта
И ныне, думается, следует уже решать проблему не в чисто научном, а практически-прикладном плане: что же дальше с этим воссозданным памятником XV века – по сути «духовным символом» Москвы – делать? Останется ли эта замечательная во всех смыслах реконструкция уделом последующих кабинетных исследований, или же она приобретет и общественное звучание?


Сохранив в полной неприкосновенности фрагменты оригинала, хранящиеся в музейных собраниях, не следует ли подумать ныне о возвращении нам первоначального смысла и духовной значимости воссозданного изображения Георгия Победоносца, сделав этот образ доступным (в былой его целостности) для всех нас? Иначе говоря, следует задать последний вопрос: где эта скульптура (по воссоздании ее в более прочном материале – в том же, например, камне-известняке) могла бы быть помещена теперь? Ведь той Спасской (Фроловской) башни первого, белокаменного, Московского Кремля уже не существует. Не сохранилось и Георгиевского кремлевского храма, куда фигура святого великомученика была перенесена позднее.

И здесь, возможно, наиболее уместным оказалось бы следующее решение: в качестве герба Москвы, в качестве духовного ее «оберега», в качестве моленного образа и, наконец, в качестве общенационального памятника воинскому подвигу защитников России ее древняя столица могла бы принести этот воссозданный из руин символический знак победы (в первую очередь – над современным язычеством) в дар главному храму России – храму Христа Спасителя как одновременно и всероссийскому дому молитвы, и памятнику всероссийской же многовековой воинской славы.

На площади ли перед храмом или же на особой стелле-часовне напротив собора – хотя бы на «стрелке» между Пречистенкой и Остоженкой (круг со святым Георгием можно было бы вписать в килевидное завершение стены часовни), в притворе ли самого храма Христа Спасителя или даже в особом храмовом приделе этот строгий и мужественный образ Великомученика-Победоносца (отлитый по образцу в бронзе или высеченный в камне) мог бы стать – как священный символ столицы – живым свидетельством духовной и культурно-исторической нашей преемственности по отношению к давней традиции почитания святого Георгия на Руси[2].

Сотворим же это доброе христианское дело в знак продолжающейся нашей духовной связи с небесным покровителем и защитником Святой Руси: пусть один из самых древних его образов вновь возродится под сенью храма Христа Спасителя – в самом сердце Русской земли.

Статья впервые опубликована в журнале «Мера» (1995. № 2. Георгиевский выпуск). Ныне печатается с авторской правкой и некоторыми дополнениями.

[1] Яхонт О.В. Исследование и консервация скульптуры Георгия-змееборца В.Д. Ермолина // Художественное наследие: Хранение, исследование, реставрация: ВНИИР. 1989. № 12. С. 146–162. Табл. 1–19; Он же. Символ и защитник столицы. Восстановлено древнее изваяние Георгия Победоносца // Православная Москва. 1995. № 5–6 (29–30). Февраль. С. 9.

[2] Этот древний христианский знак-герб Москвы мог бы, кстати, быть поставлен (будучи отлитым, например, в бронзе) на всех основных въездах в столицу, обозначая тем самым ее духовные границы.


Диакон Георгий Малков

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КОЛОДЦА ИАКОВА
Священник Димитрий Выдумкин



Христос и Самарянка. Фреска из монастыря Дионисиат (Афон)


Когда Бог о чем-то просит человека, Он хочет что-то ему дать.

Эта мысль, обдуманная и усвоенная христианином, способна во многом изменить его жизнь. Действительно, когда Бог просил Адама не вкушать от древа познания добра и зла, то желал дать ему жизнь вечную. Патриарх Авраам, согласившийся отдать Богу сына, не только не потерял его, но и обрел бесчисленное множество потомков. Так и в других подобных Божественных действиях. Если Бог просит протянуть больную руку, значит, хочет ее исцелить. Если Он просит дать Ему твое сердце, то хочет дать тебе Самого Себя.

Подобная модель в отношениях Бога и человека – просьба со стороны Бога, обращенная к человеку не с целью что-то получить, а чтобы дать нечто более важное, – прослеживается в Священном Писании постоянно. Подобным образом поступали и пророки. Пророк Илияпросит у вдовы Сарепты Сидонской отдать ему последнюю «горсть муки в кадке и немного масла в кувшине», после чего «мука в кадке ее не истощалась, и масло в кувшине не убывало, по слову Господа, которое Он изрек чрез Илию». А вскоре последовало и воскрешение Илией ее умершего сына (3 Цар. 17: 17–23). Подобное же находим и у древних патриархов: прежде, чем благословить Исава по праву первородства, патриарх Иаков просит его принести ему его любимое блюдо…

Осмысленной такая модель отношений становится лишь в свете новозаветного Откровения: Бог не требует от человечества постоянного жертвоприношения, но Сам приносит человечеству в Жертву Себя.

Лишь научившись отдавать, человек получает способность принять от Бога дар благодати

Однако сначала Бог все же просит, и не потому, что в чем-то нуждается: просит для того, чтобы научить человека отдавать, ибо, лишь научившись отдавать, человек получает способность принять от Бога нечто очень важное. «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20: 35).

Самарянку Христос просит дать Ему пить. Просит не потому, что колодец глубок и Ему Самому не достать воды. Он мог, как в древности, извести «из камня жилы водные» или низвести воду дождевую и напиться ею. Он просит об этом Фотинию, чтобы ее же обогатить и даровать ей «воду живую». Для обитателей знойных стран всякая проточная вода, в отличие от стоячей, – живая, как условие жизни. Однако Христос, используя это понятие, говорит об иной «воде», той «воде», в обладании которой – условие жизни вечной для человека. Здесь, у евангелиста Иоанна, мы получаем понятие о благодати Духа Святого как о начале, духовно животворящем человека и вводящем в жизнь вечную. Эти два аспекта отражены в одном стихе: «Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4: 14). Источник Святого Духа – Отец, но в Сыне почивает, именуется Духом Сына и Сыном подается. Подаваемая Сыном благодать Святого Духа становится источником вечной жизни для человека.

Один малопримечательный, но многозначительный момент этого разговора: кажущаяся тавтология в словах Господа – «вода… сделается источником воды» – указывает на очень важное для нас свойство благодати Святого Духа, вводящей человека в вечную жизнь. Благодать – не такое сокровище, над которым можно «чахнуть», как «Кащей над златом». Ей чуждо статическое состояние, и она не потерпит пребывания «под спудом». Ее привычное состояние – быть Источником, и на это нужно обратить внимание христианину, ощутившему сердцем хоть «глоток» такой «воды». Свойство источника – способность восстанавливаться и преумножать свои недра после расхода. И порой чем больше расход, тем существеннее умножение. Иллюстраций в нашей земной действительности находим немало. Посмотрите на обыкновенный колодец. Чем больше воды из него черпают, тем больше и чище в нем становится воды. Чем больше мать отдает своего молока младенцу, тем больше его прибывает. И напротив: заброшенный колодец покидает живительная влага, а в материнской груди, оторванной от младенца, прекращается молокодобыча.

Если мы, уяснив понятие об источнике, начнем говорить о «воде живой», то непременно придем к мысли о том, что, причастившись этой «живительной влаги» и ощутив на себе ее животворящее действие, мы непременно должны делиться ею со своим ближним так, как любит делиться радостью переполненное ею сердце. Как говорилось в известной песне, «когда ты счастлив сам, счастьем поделись с другим». Если, разумеется, желаем, чтобы в нас благодать стала источником, вводящим в жизнь вечную, а не иссякла, подобно воде в заброшенном колодце. Это тот самый таинственный процесс, который преподобный Серафим называл «стяжанием благодати Духа Святого Божиего».

Только каким образом можно поделиться благодатью? Для нас, людей в большинстве своем далеких от истинно христианской жизни, а значит, не ощутивших еще благодатных состояний, это вопрос не риторический, а жизненно важный. Прежде чем поделиться «живой водой», ею нужно самому напиться. Что толку просить глоток воды у того, кто сам жаждет? А потому христианину прежде нужно озаботиться напоением благодатью своего сердца, озаботиться стяжанием благодати. Подробно об этом – всё в той беседе преподобного Серафима с Мотовиловым. Здесь же ограничимся лишь краткой выдержкой из нее:

«Выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары – это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятого Духа… Всякая добродетель, творимая ради Христа, дает благодать Духа Святого, но более всего дает молитва, потому что она как бы всегда в наших руках… Стяжайте благодать и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дает… Дает вам более благодати Божией молитва и бдение – бдите и молитесь; много дает Духа Божия пост – поститесь; более дает милостыня – милостыню творите; и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте»[1].

Верный путь для любой жизненной ситуации – поступить по закону любви

Всякая добродетель – одержанная победа любви в сердце человека. Победа истинной любви к себе самому (пост, молитва) либо к ближнему (милосердие). Лишь любящее сердце – вместилище «воды живой», поэтому верный путь для любой жизненной ситуации – поступить по закону любви. Имеешь возможность и достаточно времени – посещай больных, заключенных, обездоленных. Прикован к рабочему месту с утра и до вечера, и такой возможности нет – поступай по любви с теми, кто вокруг тебя. Ты чиновник, врач или социальный работник? С любовью и по совести принимай всех приходящих к тебе. Ты дворник? По совести и ради Христа мети двор, ибо очистить путь для идущего – та же любовь к стопам ближнего, а значит, и Самого Христа. Ты одинокий, сидящий дома пенсионер или глухой затворник? Яви любовь Христову хотя бы к собственной душе, обучив ее внимательной молитве и напоив словом Божиим. Итак, всякому возрасту, положению в обществе и состоянию открыт путь к утверждению любви: «вода живая» ищет потребные для себя сосуды.

Но остается вопрос: как понять человеку, что, по слову преподобного Серафима, доставляет ему больше благодати?

Благодать Духа Святого, посещая христианина, радостотворит и умиротворяет его сердце. Таковы Ее плоды. И хотя всякая добродетель необходима и похвальна, особое место в нашей жизни должна иметь именно та, которая более других приносит душе радость и умиротворение. Ты посетил больного и получил весьма ощутимое умиротворение своего сердца? Тогда приходи сюда за умиротворением вновь, ибо здесь твой источник «воды живой». Ты ощущаешь радость совести, когда подаешь милостыню? Возблагодари Бога, ибо твой источник благодати легкодоступен. Твое мятущееся сердце успокаивается, когда почитаешь Писание? Ничто не мешает тебе иметь эту книгу при себе всегда и чаще открывать ее страницы…

Чем более усердствуешь в той добродетели, что приносит большее утешение, тем более мира в сердце

Чем более будем усердствовать в той добродетели, которая приносит большее утешение, тем более будет мира и радости в наших сердцах. И этими плодами Духа должно делиться, ибо «от избытка сердца говорят уста». Получил утешение – поспеши утешить твоего ближнего, и твое утешение умножится. Ощутил радость от прикосновения благодати – донеси ее до ближнего, и твоя радость усугубится. Уста – орудие движений сердечных. Уста, насаждающие мир и радость вокруг себя, делают сердце христианина источником «воды живой».

Вот только хорошо бы при этом не забывать, что, как в колодце обретается вода не сразу, а лишь после изрядных трудов по его сооружению и кручению ворота, так и сердце христианина не тотчас ощутит животворное действие «воды живой», а лишь после немалых трудов по ее «добыче».

Наконец, два слова следует сказать и о наших земных талантах и призваниях.

По слову апостола, Святым Духом мы «живем и движемся и существуем» (Деян. 17: 28). А значит, благодать Духа присуща всем дарованиям, которыми человек призван прославлять Бога. Талантливый художник, великий писатель, педагог или врач – каждый получил свой дар от Бога. Лишь бы произносил каждый на своем языке: «Слава Тебе, Господи!», а не: «Распни, распни Его». И на каждом из нас лежит обязанность умножать талант, данный от Бога, прославляя Творца. Никаким даром, полученным от Бога, нельзя пренебрегать, ибо это тоже «колодец», из которого важно «черпать воду».

И уж, конечно, нельзя обращать данный от Бога талант против Давшего его. Нельзя употреблять изворотливый и пытливый ум на создание гениальных схем по обналичиванию чужих счетов. Нельзя тратить талант режиссера или сценариста на съемку пошлых, вызывающих низменные чувства фильмов.

Будем же по первому слову Спасителя (явно выраженному, например, в Заповедях и вообще в Священном Писании) подавать Ему то, что Он просит, чтобы получить от Него «воду живую, текущую в жизнь вечную».


Священник Димитрий Выдумкин


4 мая 2018 г.
Православие.Ru

Неделя четвертая. О расслабленном, 29 апреля – 5 мая. Шаг навстречу
7 недель после Пасхи
Связь с Пасхой тем предыдущих трех недель (Светлая, Антипасха, Жен-мироносиц) совершенно очевидна. Но почему вдруг в воскресенье четвертой недели после Пасхи мы вспоминаем историю об исцелении Христом расслабленного? Дело в том, что четвертая неделя — это «экватор» между Пасхой и Пятидесятницей, днем сошествия Святого Духа на апостолов. В эту неделю празднуется Преполовение Пятидесятницы, т. е. полпути отделяет нас от Пятидесятницы, или Дня Сошествия Святого Духа. И все события после своего рода «экватора» и до этого великого праздника Церковь отмечает постольку, поскольку они имели место как раз во время иудейской Пятидесятницы.


Но вернемся к евангельской истории! 38 лет, говорит Евангелие (Ин 5:1–16), расслабленный (т. е. парализованный, обездвиженный человек) страдал от своей болезни. Христос находит его лежащим у Овчей купели в Иерусалиме. Овчая купель, или Вифезда, — это, вероятнее всего, два искусственных водоема, вырытых еще в VII веке до нашей эры у Овечьих ворот в Иерусалим (через них в город приводили жертвенных животных, недалеко от них располагался и рынок, где можно было купить овец для жертвоприношения — отсюда и название).

Раз в год Ангел Господень… сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью. В надежде на это чудо вокруг лежало множество больных. Среди них и этот человек. Христос, подойдя к нему, спросил: «Хочешь ли быть здоров?» Больной отвечал Ему: «Так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня». Иисус говорит ему: «Встань, возьми постель твою и ходи». Больной тут же встал, взял постель свою и пошел, совершенно исцелившись!


Исцеление расслабленного при Овчей купели. Джакомо Пальма. 1592

Чудо произошло в субботу, когда по Закону Божьему необходимо воздерживаться от любой деятельности, в которой нет острой необходимости. Это предписание Закона было доведено до крайности, так что и ступить лишний шаг считалось грехом. Тем более такое дело, как исцеление в субботу, не могло не возмутить иудейских священников и старейшин. Придя в ярость при известии о совершенном чуде, они уже придумывали способ убить Иисуса, за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцом Своим называл Бога, делая Себя равным Богу.

Судьба исцеленного Христом в этот день человека нам доподлинно неизвестна. Все, что говорит о нем евангелист Иоанн, так это то, что позднее Христос встретил его в храме и сказал: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже».

В текстах богослужения Недели о расслабленном наши души сравниваются с расслабленным, и причина болезни одна — грех, и исцеление только одно — Христос. В переводе на русский кондак праздника звучит так: «Душу мою, Господи, от грехов всяческих и от дел недолжных тяжко расслабленную, воздвигни божественным Твоим попечением, как и расслабленного воздвиг Ты некогда, дабы я, спасенный, взывал Тебе: “Слава, Христе Милостивый, могуществу Твоему!”»

Еще одна параллель: если Ангел лишь раз в год сходил в Овчую купель, давая возможность только одному человеку исцелиться, то сошедший на землю Христос через воды крещения дарует исцеление души и тела любому, кто захочет сделать шаг навстречу Ему.

В книге Бытие сказано, что Бог сотворил женщину из ребра Адама: И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку (Быт 2:21–22). Обычно, этот отрывок вызывает массу вопросов. Например, как воспринимать «ребро»: буквально или аллегорически? И если аллегорически, что стоит за этим образом? Можно ли истолковать этот сюжет как библейское обоснование «второсортности» женского пола? С этими вопросами «Фома» обратился к старшему преподавателю кафедры библеистики МДА, протоиерею Андрею Рахновскому.

Из какого «ребра» Бог сотворил женщину? - Православный журнал "Фома"



«Мы пребываем во власти стереотипов, сформированных чтением художественной литературы»
В первую очередь нужно сказать, что «ребро», из которого была создана женщина, следует воспринимать как сложный образ, который для своего объяснения требует применения разных подходов. Можно предположить, что в первозданном человеке в равной степени присутствовало и мужское, и женское начало. Святитель Иннокентий Херсонский, например, пишет об этом: «Ребро или кость здесь не есть нечто простое. Оно должно означать целую половину существа, отделившегося от Адама во время сна. Как это происходило, Моисей не говорит и это — тайна. Ясно только то, что прежде нужно было образоваться общему организму, который потом разделился на два вида: мужа и жену».

Именно эта со-равность, единосущность женщины и мужчины Библия и пытается до нас донести, используя образ ребра. Но отчего был использован именно этот образ? И как понять, верно ли мы толкуем этот таинственный сюжет? Чтобы ответить на эти вопросы, придется совершить краткий экскурс в специфику самого библейского текста и попытаться проникнуть в мышление людей далекой древности, реконструировать культурный контекст, внутри которого они жили.

Дело в том, что сложности прочтения Священного Писания во многом связаны с тем, что сегодня мы пребываем во власти стереотипов, сформированных чтением художественной литературы. А эта — заметим, прекрасная — сфера приучает нас к тому, что все образы, характеры, события автор пытается раскрыть перед нами максимально широко и полно. И если замысел произведения подразумевает, что мы должны что-либо воспринимать иносказательно или домыслить, мы уже подготовлены к этому либо словами автора, либо жанром самого произведения, то есть мы заранее готовы к определенному подходу к восприятию текста. Никто же не станет истолковывать буквально текст басни.

С Библией же все не так однозначно. Здесь соседствуют исторические повествования, подразумевающие буквальное понимание, книги Притчей или Екклесиаста, написанные в поучительном жанре, и пророческие книги, в которых историческое изложение переплетается с мистическими фрагментами, толкуемыми только иносказательно.

Книга Бытие в части повествования о сотворении мира в этом смысле бьет все рекорды по сложности проведения границы между историческим и иносказательным пластами текста. Сотворение мира и человека — это, несомненно, историческое событие, и здесь мы имеем дело с реальностью, доступной восприятию. Но при этом тут присутствует и элемент таинственной, умопостигаемой реальности.

Во-первых, это событие — не только историческое, но и мистическое: Бог творит мир и человека с определенной высшей целью, которая не укладывается в рамки исключительно материального существования. Во-вторых, «таинственность» связана с самой расшифровкой образов. Она обусловлена тем, что пророк Моисей, который является автором книги Бытие, был вынужден и физическую реальность, и ее мистическую, невидимую сторону доносить до своей аудитории максимально понятным для его времени языком. Так же, например, впоследствии поступали святые отцы, излагая для языческой аудитории истины христианской веры в категориях знакомой ей греческой философии.



«Моисей использует грубые слова, приспособленные для нашей немощи»

Helmuts Rudzītis

Очень показательным в этом смысле является именно сюжет о сотворении Евы из ребра Адама. Сталкиваясь с ним, мы с полным основанием можем задаться вопросом, были ли в том культурном контексте, в котором существовал избранный израильский народ, символы и образы, способные послужить ключом к расшифровке этого рассказа.

Исследования и гипотезы ученых (например, ассиролога Жана-Венсана Шейля и шумеролога Самюэля Ноа Крамера) позволяют проследить такое влияние.

В шумерской поэме о Дильмуне (а шумерская цивилизация оказала мощное воздействие на культуру народов ближневосточного региона) есть сюжет о том, как богиня Нинхурсаг исцеляет умирающего бога Энки. В ходе врачевания Нинхурсаг для каждого из восьми больных органов Энки творит особую богиню, благодаря чему Энки постепенно исцеляется. Когда Энки на вопрос богини: «Что у тебя болит?» отвечает: «Мое ребро», она говорит: «Для тебя родила я богиню Нинти», что в переводе означает либо «госпожа ребра» либо «госпожа, дающая жизнь», так как шумерское слово «Ти» имеет оба этих значения. Заметим, что Ева, сотворенная из ребра Адама, тоже переводится с еврейского как «дающая жизнь» или, как сказано в Библии, «мать всех живущих».

И хотя в древнееврейском языке «ребро» и «дающая жизнь» звучат по-разному, ученые предполагают, что в рассказе Моисея содержится отголосок древнего мифа об Энки и Нинхурсаг. Это не означает, что Моисей заимствовал шумерскую мифологию или был ее приверженцем — хотя бы потому, что шумерскую цивилизацию отделяют от времен создания книги Бытие около двух тысяч лет, да и само повествование Моисея наполнено идеями, абсолютно противоположными религиозному мировоззрению древних шумеров. Но сам характер такого рода «заимствования» говорит о том, что Моисей пользуется знакомой своим современникам языческой мифологической терминологией для выражения богооткровенных истин единобожия. И пусть нас не удивляет, что некий мифологический образ сквозь века дошел до времен Моисея, ведь мы встречаем целый комплекс подобных мотивов — взять хотя бы историческую память о Всемирном потопе, присутствующую как в шумерской мифологии, так и в Ветхом Завете.

Прибегая к образу ребра, Моисей пытается донести до израильского народа очень важную мысль: женщина происходит из существа мужчины и по природе является с ним одним целым.

Святитель Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» ясно дает понять, что рассказ о сотворении из ребра появляется по причине человеческой немощи и неспособности проникнуть в тонкие истины Откровения («Моисей использует грубые слова, приспособленные для нашей немощи»). И пристального внимания здесь заслуживает как раз акцент не на ребре, а на биологическом и душевном единстве Адама и Евы. Не следует придавать рассказу о ребре избыточного значения и видеть в нем какой-либо иной смысл помимо указания на это единство. В противном случае любой учебник анатомии можно использовать как доказательство несостоятельности библейского повествования, тогда как речь идет не о погрешностях в священном тексте, а о склонности человека к его примитивному пониманию.

Если использовать святоотеческий принцип толкования, а именно: объяснение Писания через само Писание, можно сказать, что толкованием образа ребра служат слова Адама о том, что жена «плоть от плоти моей и кость от костей моих», то есть «близкая, родная». В те времена это звучало отнюдь не банально, поскольку многие мифологические системы древности мыслили женщину как нечто, данное богами человеку извне, что позволяло в ряде случаев относиться к ней как к недочеловеку, как к очень полезному и красивому домашнему животному.

Библейский рассказ ставит отношения мужа и жены на совершенно иной уровень. Здесь женщина — помощник, равный мужу. Как впоследствии скажет апостол Павел: Ни муж без жены, ни жена без мужа (1 Кор 11:11). Конечно, христианское благовестие подняло эти отношения на совершенно иную высоту, но и в Ветхом Завете, в отличие от мифологических систем Древнего Востока, мы видим образы женщин — не богинь, а земных исторических персонажей, — которые показывают равную с мужчинами смелость, отвагу и добродетель (Юдифь, Эсфирь, Руфь, Иаиль) и роль которых, вразрез с гендерно-культурными стереотипами Древнего Мира, находит свое признание в Священном Писании.



«Наш позитивный ответ феминизму»

EladeManu

Этот сюжет вдохновлял святых отцов на глубокие богословские размышления, не укладывающиеся в рамки плоского рационального подхода. Святитель Иоанн Златоуст, например, обращает внимание на то, что после сотворения женщины Адам испытывает особое духовное состояние, и тот сон, в котором он пребывал в момент «изъятия ребра», не является сном в буквальном смысле слова (как и ребро не означает конкретный орган). Ведь его слова о том, что Ева кость от костей его, свидетельствуют о некоем знании, которое он не мог бы получить, если бы действительно спал. Более того, после этого события Адама охватывает пророческий дух. Так, он говорит: Оставит человек отца и мать, прилепится к жене своей и будут двое одна плоть (Быт 2:24). И это говорится о последующих супружеских союзах, хотя категории отцовства и материнства Адаму еще неизвестны.

В палитре святоотеческих толкований особое место занимает свидетельство блаженного Августина, который в сюжете о сотворении Евы из ребра Адама видит пророчество о будущем единстве Христа и Его Церкви — то есть Бога и людей. В этом толковании нет ничего удивительного, поскольку в Священном Писании в качестве пророчеств могут выступать не только слова, но и события.

Для нас же, христиан двадцать первого века, этот сюжет, несомненно, может стать не только интеллектуальной загадкой, но и источником обновленного переживания собственной семейной жизни. Здесь и наш позитивный ответ феминизму, не перечеркивающий ценность женщины в обществе, и опора в дискуссии с теми религиозными течениями, которые в восприятии роли женщины недалеко ушли от языческих мифологических систем древности.

Раса бессмертных



Священник Лоуренс Фарли, храм святого Германа Аляскинского (Американская Православная Церковь), г. Лэнгли, Канада

Недавно я пришел к выводу: лучшее место, где можно понять смысл Пасхи – это больничное отделение для больных раком, или хоспис, или смертное ложе. Здесь ты обладаешь «иммунитетом» от неправды мира. Ведь мир пытается убедить каждого из нас, что мы – раса бессмертных, и мы никогда не умрём. Но оказавшись в одном из этих мест, понимаешь, что все это ложь.

Косметическая и похоронная индустрии как будто сговорились убедить нас в том, что мы сохраним молодость, а наша кожа навсегда останется гладкой. СМИ радостно распространяют это послание. Конечно, мы знаем, что это бред, но все равно на него покупаемся. Наша культура воспевает молодость и показывает её так, будто она продлится вечно. Умершие же становятся невидимыми. «Срок годности» людей тихонько истекает в больничных стенах, и потом их везут в морг. Руководители похоронных контор (есть, конечно, счастливые исключения) делают все, что от них зависит, чтобы «обезболить» для живущих ужас смерти, и зачастую тело кремируют перед похоронами – их теперь называют «праздником жизни». Тело на таких службах часто отсутствует, и даже если оно есть, то в закрытом гробе. Наши предки* пели: «Посреди жизни мы охвачены смертью» (строка заупокойной службы из молитвослова Англиканской церкви), но это уже не так. Посреди жизни мы редко встречаем смерть. Раньше люди умирали дома, к погребению их готовили любящие и скорбящие родственники. Теперь у нас есть для этого специальные люди.

Но вся эта культура отрицания отпадает, когда мы наблюдаем за тем, что происходит в отделении для больных раком, хосписе или на смертном ложе. Вопреки нашей культуре отрицания смерти, мы не раса бессмертных, и каждый из нас в свое время окажется на смертном одре. Я был у смертного ложа многих людей и каждый раз заново осознавал, что же на самом деле значит Пасха.




Пасха – это не просто литургический праздник, конец сурового Великого поста. И это не просто исторический «хэппи энд» жизни нашего Господа, «примечание», добавленное после распятия, которое гласит: «И жили они долго и счастливо». Пасха – это обещание Господа, что момент боли, которую мы испытываем на смертном одре – не конец. Сейчас мы погружены в ужас смерти, но Божий замысел о нас в том, чтобы мы на самом деле стали расой бессмертных. И однажды этот замысел будет воплощен. Наш жизненный путь, который неизбежно ведет к смертному ложу, – это не путь в небытие, а дорога в радость.


Когда холодная рука смерти закроет нам глаза, мы откроем их в раю. Хотя наше тело и обратится в прах, из которого мы созданы, однажды оно воскреснет и восстанет обновленным. Пасха – это не только про счастливый конец для Христа, но и для всех нас.

Если мы не веруем во Христа и в Пасху, тогда действительно логично бежать от мысли о смерти. Мы никак не можем изменить страшную судьбу, которая нас ждет, поэтому зачем о ней думать? Ешь, пей, будь весел и смотри телевизор. Но если то, что Церковь говорит о Христе и о Пасхе – правда, нам не нужны ложь и бегство. Мы можем посмотреть в страшное лицо смерти, улыбнуться и сказать вместе с апостолом Павлом: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (1 Кор 15:55). Смерть может бродить по палате для больных раком или по хоспису, она может выть и рычать нам в лицо на смертном одре, но скоро её не станет.

Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав.





https://blogs.ancientfaith.com

На заставке фрагмент фото Negativexpositive


ФАРЛИ Лоуренс, священник

5 пасхальных шедевров классической музыки - Православный журнал "Фома"

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ
Это эгоизм – желать, чтобы другие люди любезно с нами разговаривали. Позволим другим разговаривать с нами так, как они чувствуют. Не будем просить любви. Наше стремление будет направлено на то, чтобы любить их и молиться за них от всей души.

Пасха Господня — картина «Утро Воскресения» русского художника конца XIX — первой половины XX века Михаила Нестерова.
Удивительно, но о Воскресении Христа первыми узнали вовсе не Его ближайшие ученики, а те самые женщины, которые видели Его смерть на Кресте. На следующий день после субботы Мария Магдалина, Мария, мать Иакова и Саломия пошли к гробнице, в которую положили Учителя, с миром (благовонным маслом), чтобы помазать его тело — таков был иудейский погребальный обычай. Поэтому их так и называют — Жены Мироносицы.

Но, подойдя к гробнице, они увидели, что камень, закрывавший вход в нее, отвален и лежит рядом. А войдя внутрь пещеры, женщины не нашли там тела Христа. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих. И когда они были в страхе и наклонили лица [свои] к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его; и, возвратившись от гроба, возвестили все это одиннадцати и всем прочим (Лк 24:4–9).


Воскресение (Утро Воскресения). Триптих. 1908-1909. Эскиз к росписи южной стены церкви Покрова Богородицы

Другой евангелист рассказывает, как, обнаружив пропажу тела, Мария Магдалина прибежала к апостолам и сообщила им, что тело Учителя украли. Но затем Сам Христос явился ей и она вернулась к ученикам, свидетельствуя уже о воскресении Спасителя.

Однако ученики женщинам не поверили, показались им слова их пустыми (Лк 24:11). Петр и Иоанн решили сами пойти ко гробу и, увидев там только плащаницу, испугались, что тело Учителя украла стража первосвященников, которая охраняла гробницу. Но ночью воины просто сбежали, увидев ангела, который сошел с небес и отвалил камень, закрывавший гроб. Вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые (Мф 28:3–4).

Вечером того же дня растерянные ученики собрались все вместе. Теперь они боялись, что в краже тела обвинят их (по римским законам за кражу тел распятых полагалась смертная казнь). И тут неожиданно к ним, в закрытую изнутри комнату, вошел Иисус. И стал посреди, и говорит им: мир вам! Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа (Ин 20:19–20).



На триптихе Михаила Нестерова «Утро Воскресения», который хранится в Третьяковской галерее, изображены разговор Жен Мироносиц с ангелом и явление воскресшего Христа Марии Магдалине.


1
Мария, мать Иакова. Согласно рассказу евангелиста Марка, Жены Мироносицы, идя ко гробу, обсуждали, кто бы мог отвалить тяжелый камень от входа в пещеру. Но оказалось, что камень уже отвален. И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись (Мк 16:5–8).

2
Мария Магдалина, увидевшая ангела. На ее лице ужас.

3
Ангел, сидящий у входа в гробницу. Он успокоил женщин: Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Мк 16:6–7). Но их объял трепет и ужас, и они опрометью бросились прочь, от страха так никому ничего и не сказав (Мк 16:8).

4
Камень, отваленный от гроба. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем(Мф 28:2).

5
Христос, явившийся Марии Магдалине, которого та от неожиданности не узнала. Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его (Ин 20:15).

6
Знамя в руке Спасителя — символ Его победы над смертью.

7
Магдалина узнает Спасителя и падает к Его ногам. Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель! Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему (Ин 20:16–17). Но апостолы ей не поверили.


В оформлении использовано: Воскресение (Утро Воскресения). Триптих. 1908-1909. Эскиз к росписи южной стены церкви Покрова Богородицы
источник: foma.ru